Чайка над Амуром
(Один день пребывания А. П. Чехова в г. Благовещенск)
Романтическая трагикомедия
Время действия: 26 - 27 июня 1890 г. (по ст. стилю)
Место действия: г. Благовещенск, номера в японском стиле.
Действующие лица:
Чехов Антон Павлович - писатель, 30 лет.
Ли Син (Лиза) - молодая китаянка.
Павлов Илья Георгиевич - молодой заключенный.
Камонэ сан - молодая японка.
Заключенные сахалинской каторги.
Анархисты.
Японец.
Мужик.
Чайка.
Четыре ветра.
ПРОЛОГ
В центре - иккубана из сакуры за которой ухаживает японец. Танцуют четыре ветра. Летает чайка. Появляется мужик с мешком картошки, и опускает этот мешок прямо на иккубану. Японец убегает. Ветра начинают яростно трепать чайку, и она безжизненно падает. Тьма.
Сцена 1
(Звучит песня «Чайки над Амуром»)
Кружат чайки над Амуром,
Волны режет пароход,
Извещая весть святую,
Город именем поёт!
Благовещенск, Благовещенск,
На Амуре град чудесный,
Для тебя – стихи и песни,
Разум светится в очах!
Здесь в Амур впадает Зея,
Зёрна дружбы ангел сеет,
Мы идём к желанной цели –
Вечный мир на берегах!
В воды смотрятся кварталы,
Область – щедрые гектары,
Здесь навеки – Русь Святая,
Славит ангел в небесах!
За Амуром «жёлтый» берег,
Дай, Бог дружбе возрасти!
Благовест возносит в небо
Славу матушки – Руси!
(Комната с красными фонарями в японском стиле. В центре висит картина - парусный фрегат "Аврора". Входит Чехов. Навстречу ему Ли Син.)
Чехов - Здравствуйте. Вы хозяйка?
Ли Син - Здравствуйте, Антон Павлович! Меня зовут Ли Син, можно, просто - Лиза. Я здесь такая же хозяйка, как и Вы - барин. Но, спешу предупредить Ваш вопрос, Камонэ сан - наша японская чайка скоро появиться. Я знаю, разные люди разогревается по-разному, а Вам, как мудрому человеку и ценителю прекрасного, требуется интеллектуальный разогрев. Вы, ведь, пустились в далекий путь ради чего-то настоящего?
Чехов - Вы, Лиза, информированы, даже слишком. Поверить ли Вы мне, если я скажу, что путешествуют ради прекрасных женщин Востока, или поведать о том, что скорбно и мрачно?
Лиза (поёт)
На острове слез, тревожных ночей,
Зажги, Александровск, сто тысяч свечей!
Проводим молитвой, покинувших свет,
Небесное счастье - земного уж нет!
Чехов - Наша пресса опережает странников, но это - логика. Мне представляется, что Вы знаете больше, может, даже больше, чем знаю я сам. Просто так люди не встречаются, особенно, за три девять земель, и в таком антураже.
Лиза - Просто так ничего не происходит. Вы и сами, Антон Павлович, это знаете. И если начнете вспоминать...
Чехов - То будет дэ жавю - словно я уже видел Амур, Благовещенск, и даже этот номер, и не только на картинках, а словно наяву, хотя, точно во снах или в своём воображении.
Лиза - Вы и сейчас можете считать, что я существую только в Вашем воображении, что, вот, сейчас откроется дверь, и впархнёт на маленьких ножках Камонэ сан, и продолжится иллюзия обычного мира.
Чехов - Я сам - создатель иллюзий, и если Вы - иллюзия в иллюзии, давайте продолжим знакомство.
Лиза - Тогда, позвольте, Антон Павлович, я познакомлю Вас со своей историей.
Чехов - Что ж, выслушивать и записывать жизненные истории это - моя профессия, хотя, конечно, после художественной переработки от оригинала мало что остается, и даже там, где есть прототип, все равно персонаж собирательный, и в каждом есть что-то от меня, и все действующие лица выражают свои и мои мысли, чувства и чаянья.
Лиза - А я считала, что Вы выхватываете энергетику драматургии, и, пропустив её через чуткое сердце, находитесь нужные слова, направляющие этот посыл чувств от автора - читателю.
Чехов - Только это не всегда получается. Также, как и в медицине. Иногда, все становится предельно открыто, и без всякого рентгена ясен и диагноз, и причины, и исход болезни; и каждое слово вдруг обретает свойство быть в исцеление. А чаще - рутинная врачебная работа: осмотры, рецепты, записи, и утомленная душа мечтает отдохнуть после последнего пациента.
Лиза - Также и в творчестве? Иногда, словно не успеваешь за вдохновением, а иногда продолжение приходится чуть ли не вымучивать? А, знаете, это так видно! Когда автор воспарял с музами, и когда он подталкивал черепах, и когда вновь обретал утраченное вдохновение, чтобы сохранять силу сердечного посыла, чтобы отражать мудрость мира в незамысловатых строчках.
Чехов - Вы проницательны. Но такое восприятие творчества - скорее исключение, чем правило. Люди легко отличают хорошее от плохого, но чтобы отличить хорошее от гениального - нужны отточенные настойки души. Потому так много в мире халтуры: как среди врачей, люди, вроде, грамотные, но бездушные, так и в творческих профессиях - вроде, все правильно, логично, ритмично, но когда слово не выпускается из сердца, оно подобно информационному мусору, как плацебо без лекарства.
Лиза - Читателя захватывает сюжет, а мне интереснее увидеть автора текста - что побудило его к творчеству? Какой была реальная история? Что отражает личность автора? Почему это творчество находит почитателей? И есть ли в авторе нечто большее, кроме таланта и интеллекта?
Чехов - Нечто большее это то, что называют - дар Божий.
Лиза - А для окружающих воспринимается, как некая харизма, как то, что Бог или музы реально призрели душу и предрекали ей звездную стезю. (Поют «Дары гения»)
Мы проживает приключения
С героями любимых книг;
Преобразует сердце гений,
Души магический язык!
Индукцией охватывают страсти,
Кроит фантазия сюжет;
Герои обретают счастье,
Чтоб разгорелся в душах свет!
За строчками стоит художник,
Читаешь - автор, как живой!
Его талант вживался в кожу,
И мыслил той же головой!
Волна накатит вдохновения,
Прольются светом небеса;
К сердцам пробьется вечный гений,
Живого слова чудеса!
Поэт, как мудрый врачеватель,
Наставник волей высших муз;
И если ангел в высь подхватит,
Как будто с плеч снимаешь груз!
Уносят крылья в светлый космос,
Где рядом авторы - творцы;
Нам гений дарит с неба звезды,
И чистых душ горят венцы!
Чехов - И идти бы мне по этой стезе под гром фанфар и литавров, но сердце словно возмутилось тщеславию; и, вот, я за тысячи верст от Москвы в прекрасном диковинном крае, и ждёт меня дорога в ад, на сумрачный остров каторги и скорби.
Лиза - Ведь, и Христос после распятия спустился в ад, чтобы освободить праведные души; и лишь затем воскрес, чтобы сесть одесную Отца своего.
Чехов - Мне ли грешному следовать крестным путём? Разве должен каждый гений проходить через голгофу?
Лиза - Что Вам до прочих? Это Ваш выбор. Это Ваш путь. Вы были свободны -избрать сей путь, но Вы были побуждаемый не только своими желаниями, но и намерениями тысяч людей: тех, кто отбывает Сахалинскую каторгу, тех, кто их помнит и любит, кто ждёт и надеется.
Чехов - Понимаю, сейчас начнётся Ваша история?
Лиза - История, похожая на истории тысячи женщин, что волей судеб разлучены с ближними и любимыми.
Чехов - Я, понимаю, Ваш возлюбленный сейчас на сахалинской каторге? Он китаец или русский? За что, и как долго сидит?
Лиза - Позвольте ответить на все вопросы более подробно. Мы - женщины не столь лаконичным, и как поведет душа язык мой - так это и для меня часто является загадкой.
Чехов - Что ж, я в Вашем распоряжении.
Лиза - Не беспокойтесь. Я ценю Ваше время, и чайка неизбежно оправдает все Ваши ожидания. Позвольте же мне перейти к своему рассказу.
Чехов - Я весь во внимании.
Лиза - Семь лет назад, ещё совсем молодой девушкой я познакомилась с Павловым Ильей Георгиевичем.
Чехов - Здесь на Востоке обычны смешанные браки?
Лиза - Большая редкость. Русские и китайцы живут изолированными общинами, к тому же у нас различные вера, обычаи и культура. Если где и происходят встречи, так это на рынке или в таких заведениях.
Чехов - Особые случаи обычны, когда люди особенные - такие маргиналы, которые и в своей среде не очень уживаются. У них какое-то особое наитие и предназначение - порвать цепь условностей; и самая великая сила - любовь, которая снимает все ограничения и запреты!
Лиза - Сложно сказать, какие маргиналы - мои родственники, но мы - из аристократической семьи, которой немало досталось во время последних передряг в Китае, потому, собственно и перебрались на правый берег Амура, где, согласно Айгуньского договора, как раз недалеко от Благовещенска сохранился китайский анклав.
Чехов - Я в курсе, что китайцы чувствуют там себя, как на родине и даже лучше - вдали от волнений в Поднебесной.
Лиза - Сейчас - да. Но сердце подсказывает - лет через 10 докатятся волнения до границы, и наша Атлантида утонет безвозвратно.
Чехов - Только Вас сейчас волнует совсем другое.
Лиза – И, правда. Однако, надо дорассказать предысторию моей любви и ее трагической развязки.
Чехов - Развязки, или испытания, что закаливает сердца?
Лиза - Знаете, как непросто содержать сердце в чистоте, пропуская через него целый мир скорбей?
Чехов - В нашем испорченном мире чистым душам приходится тяжелее всего. То, что для всех - серый фон, для них - полыхание зла. То, что для большинства - некий дискомфорт, для них, словно сжимается вселенная, и ужасающая пустота словно пропитывает каждую клетку жаждущего тела.
Лиза - Если бы здесь только депрессия и меланхолия, что обычны для творческих людей.
Чехов - Более того, субдепрессивное состояние наиболее благоприятное состояние для творчества. Суета мира словно отходит от сознания, и мысли о смерти переходят в мысли о вечности, обретается тишина и покой; и гений сам приглашает хозяйку разрушения, чтобы на волны сокрушающего хаоса ответить волнами порядка, исцеления и любви!
Лиза - В здоровом духе - ритмика Инь и Ян, дыхание хаоса и порядка. Здоровая душа подвижная и крепкая, но есть слабости души, что связаны с родовой и наработаной кармой, или по-христиански, с нашими грехами и нашими пристрастиями.
Чехов - Известное дело. В юном возрасте ребёнок, как губка впитывает в себя все из окружающего мира - и хорошее, и дурное; словно тени предков обретают новую плоть, и диктуют сознанию мотивации и поступки.
Лиза - И что же вы делали?
Чехов - Я по каплям выдавливал из себя раба. Я вырывал клочья теней, чтобы добраться до детской души, до "Я" истинного; и такое чувство, что эта внутренняя битва будет длиться всю жизнь; и, может быть, Сахалин это - тот катарсис - исцеление через страдание, что поможет моей скорбящей душе, как и тем душам, к которым обращены мои дела и слова; ибо все отравлены чужим и чуждым - только для одних каторга в кандалах, а для других - поглощающий душу ад, пусть даже скрытый за ширмой с цветочками!
Лиза – Как говорится, быль молодцу – не укор!
Чехов – В человеке должно быть всё прекрасно – и лицо, и одежда, и душа, и мысли; а внутренняя борьба, сомнения, срывы и обретение надежд, словно остаются за кадром.
Лиза – Важен результат, как говорят врачи – стойкая ремиссия! (Поют «Не укор!»)
Жизни палитры - контрасты, цвета,
Звезды сияют - нам не чета!
То, что не пишут в анкетных листах,
Где схоронили скелеты в шкафах?
Пусть сеют сплетни, вешают вздор!
Быль молодцу - не укор, не укор!
Пусть сеют сплетни, вешают вздор!
Быль молодцу - не укор, не укор!
Вектор удач, отклонения в пути,
Мир агрессивен - как не вестись?
Стыдно признаться - не все хорошо,
Люди за масками прячут лицо.
Повод для сплетен ищет зрачок,
Вот, обнаружен чей-то сучок.
Едкие речи разят, как клинки,
В мелкой гордыне трещат языки!
Мы не безгрешны, мудрость - в делах,
Чтоб одолеть свою слабость и страх;
Кто дисциплиной себя исцелил -
Компас спасения ангельских сил!
Лиза - Вот и я увидела ад в карме своего рода. В моём роде были сильные и мудрые женщины, а, вот, с мужчинами как-то не везло. Обычно заканчивали жизнь трагически или вообще пропадали бесследно.
Чехов - Я как-то не люблю рассуждать на тему заклятия рода, и предпочитаю, по-возможности, вс` объяснять рационально.
Лиза - рассуждения - от людей, но с фактами следует считаться! Женщины моего рода были, так сказать, гейшами, причём, успешными - не те азиатки, что сейчас позируют в откровенных фото.
Чехов - Так, наоборот, они должны были выбирать успешных и респектных господ, и потомство должно быть сильным. Ведь, насколько я знаю, на Востоке практикуют дао любви, чтобы мужчины могли восполнять свою силу для мудрости и долголетия.
Лиза - Дао любви, индийская тантра-йога - в высших аспектах нацелены на то, чтобы в совершенстве постичь земное, и чтобы земные слабости более не отвлекали на небесном пути, где истинная любовь к избранному сердцу и ко всей Вселенной.
(поют «Дятлы»)
Стукал дятел: "Тук-тук-тук!",
Клювом бил по дереву;
Вышли голые на луг,
Как Адамы с Евами!
И воздал дождём Перун
Древним ритуалам,
Мы ж, как дятлы, долбим дуб,
Да в любовь играем!
В древнем храме - тысча поз,
Бдит адепт небесным,
И царя сжигает пост
Ангельскими песнями!
Мы - ж позиции на вкус,
Так и этак крутим,
Наживаем кармы груз,
Выйдя к позе трупа!
Стрелы ада отрази -
Инь и Ян смешение,
Сил гармония - Тайцзи,
Душ преображение!
Тихо учат мастера,
Громко долбят дятлы;
И любовь во всех мирах -
Жизни дождь для жатвы!
Чехов - Я уважаю истинных монахов и аскетов, которых нечто призвало свыше, так, что они и любят весь космос, и, как мы - грешные, в искушения не впадают. Но даже в монастырях таких единицы, а большинство, по моему мнению, неудачники, которые пытаются скрыться от мира за стенами и ритуалами.
Лиза - Бог проявляет милосердие даже к заблудшим овцам, особенно, когда они ищут осознанно своего пастыря. Важно, что и для земных людей есть путь спасения в любви; и кто хранит сердце в чистоте, сможет в миллионах лиц узнать свою половину, и вместе продолжить путь, уготованный землёй и небесами.
Чехов - Но если твои предки настолько основательно понимали в дао любви, прочему же они навлекли негативную карму на весь свой род?
Лиза - Сексуальная сила, сила красоты и обаяния - универсальная сила жизни, разлитая во Вселенной. Когда же люди используют эту силу по своим прихотям, в свет примешивается тьма, и, кажется, что тьма без лишних усилий позволяет воспользоваться различными дарами силы: богатством, властью, любовными утехами, но все эти дары охлаждают живое сердце, и неминуемо влекут кармические последствия: для себя, для близких, по всему роду.
Чехов - Изменить свою судьбу - сравни подвигу. Я, вот, чтоб добраться до сюда сотни верст проехал по жутким сибирским дорогам. Мне сказали, что по-японски наши дороги - "то яма, то канава" - может, это и шутка, кирдык - телега - точно! Так сказать, едешь по этим дорогам, и не то, что путевые записи вести, так хоть бы удержаться! Здесь бы смириться, да на Бога уповать, а все суета заседает. Может, хоть Сахалин какой толчок в сознании произведет, а то чахотка прогрессирует, а ничего стоящего так и не написал, только короткие рассказы - так, литературная разминка. Если душа не проделала какой-то большой труд, нельзя ни роман, ни повесть, ни драму создать.
Лиза - Вот, так и происходит. Вроде, все упорядочено, и личность целостная, а начнешь распутывать узелки судьбы, и осознаешь, словно подмену личности. Где я? Где чужое? Где родовые тени? И если я - свет, то почему тьма опутывает мой разум?
Чехов - Но почему ты обвиняешь род в агрессивности тьмы?
Лиза - Разве можно обвинять род, что ему досталась такая карма? С кармой рода необходимо считаться, и уже прилагать сверхусилия, чтобы на себе остановить инерцию негатива.
Чехов - Тот, кто останавливает - получает вдвойне, и жизнь способна "сломать" человека; и кто решится добровольно стать изгоем, покинуть зону комфорта и броситься в неизвестность?
Лиза - Есть множество сдерживающих факторов и аргументов, чтобы задержаться в привычном болоте, но дух любви и сострадания зажигает сердца, побуждает нас к безумным поступкам, и когда не хватает сил - нести этот тяжкий крест - ангел опускает крыло, и поддерживает утомленного путника.
Чехов - И какой крест, Лиза, возложен на вас судьбою?
Лиза - От древнего дракона наш род унаследовал знание - управлять сексуальной силой. Эта сила разжигает человеческие страсти, даёт импульс для творчества и свершений; но когда нет настоящего чувства, и сила даёт земные блага через искушение и совращения - человек идёт против Бога, и душа уже при жизни погружается в ад, и леденящий холод приближается к сердцу.
Чехов - Вы рассуждает не как восточная женщина, а словно воспитанная в христианской семье. Это тем более удивительно здесь - на Востоке. Я ещё раз убедился, пока плыл на пароходе - внешняя благочестивость, соблюдение обрядов, церковных праздников присутствует, но истинного благочестия не сыскать. Люди не боятся ни Бога, ни черта, ни властей, и все разговоры - только о богатстве, о золоте и разного рода развлечениях.
Лиза - Не так хотел святитель Иннокентий, чтобы заселялось Приамурье - только духовно здоровыми поселенцами, крепкими верой и духом.
Чехов - Муравьева-Амурского тоже можно было понять. Времена были не спокойные, и требовалось закрепить Приамурье за Россией не только договорами, но и демографией, вот, он и пошёл на то, чтобы солдат - штрафников заселяли в Приамурье.
Лиза - Хотели как лучше, а гнилой плод здоровые портит! Пришла гниль человеческая, и в крае - падение нравов; а власти решают - уж если собирать отбросы общества на Востоке, то, что церемониться - вот, вам, и ссылка, и каторга; и какая власть ни будет - врятли что поменяется!
Чехов – Сдаётся мне, что если такое падение нравов будет продолжаться, приберёт Приамурье к себе какой-нибудь англичанин, или японец, или американец, как недавно, Аляску за 30 серебренников уступили.
Лиза – Видите на стене картину?
Чехов (приглядываясь) – Фрегат «Аврора». Это – та самая, которая прославилась при обороне Петропавловска-Камчатского в Крымскую войну?
Лиза – Уже тогда мы могли потерять Дальневосточные земли. Поверьте – не напрасны подвиги мужества защитников Албазина и Петрапавловска-Камчатского, других русских людей. История циклична, и наши добрые посылы, наша стойкость и мужество защищает поколения. Вы правы, что грядут тяжкие испытания и через 30, и через 100 лет. Но я верю, что Бог имеет свой замысел для Приамурья в мировой истории, и поддерживает Россию, и нас – грешных.
Чехов - В исправлении нравов центральная Россия вам - дальневосточникам едва ли поможет. У нас также в моде цинизм и анархия. Искренней веры мало, зато полно суеверия, сектантства, увлечённость потусторонним, и, кстати, Востоком - Индией и Китаем.
Лиза - Все великие кризисы начинаются с упадка веры. Люди гонятся за материальным, и приглашают древние силы, не ведая об их разрушительной мощи.
Чехов - И что об этом говорят драконы твоего рода?
Лиза - И буддизму, и христианской цивилизации потребовалось немало сил, чтобы переключить намерение людей на нравственные основы бытия, отказываясь от сотрудничества с древними демонами, но развращенные сердца вновь начинают заигрывать с древними силами, и они пробуждаются; однажды их уже не удержать - миром овладевают смуты и безумие, и кровавые жертвы возносятся древним богам.
Чехов - Если человек дружит со своим разумом, он сможет обуздать чуждые силы; и каждый из нас привносит свою лепту - свою мудрость и сердце, чтобы мир, даже сойдя с ума, вспомнил вечные слова, и вернул силы гармонии и порядка.
Лиза - Искусство вечно, но люди насыщаются не вечным искусством, а всякими суррогатами, тем - что отвлекает от проблем бытия, или хуже, люди отправляются антиискусством, черпающим образы и силы из тьмы и разрушения.
Чехов - Вот, и я сочиняю весёлые рассказы, и все чаще задумываюсь - люди смеются, и им легче расстаться со своими глупостями, но с юмором также и поддерживаются глупости. Ловишь себя на том - живёшь, во всем выискиваешь комичное, и не замечаешь, что делаешь себя циником, а потом подходишь к пациенту, и нет былой проницательности и сердечной энергии. Да, так, наверно, в любом творчестве.
Лиза - Это, как творческий кризис. И Вы надеетесь, что Сахалин поможет?
Чехов - Время покажет. Тем более что я планируют не просто журналистскую поездку - поехал, посмотрел, поговорил - и строчки репортажи, может, и на целый роман материала хватит?
Лиза - Вы планирует работать врачом?
Чехов - Я планируют отдать своеобразный долг медицине, но основной работой должно стать обширное статистическое исследование сахалинцев - не только каторжан, в том числе, и политических, но и свободных. Я, вот, составил вариант (показывает бумагу).
Лиза - Это - около 10 тысяч анкет, а учитывая непростой контингент, одному человеку интенсивной работы будет месяца на три.
Чехов - Официально я получил журналистское задание на серию репортажей. Но я хочу, как частное лицо, как доктор Чехов, потрудиться для истины. И здесь важно не только исследование, в котором честные факты, но и концентрация усилий - внутренняя работа, которая каким-то иррациональным способом способна изменить мир к лучшему.
Лиза - Бог в помощь, Антон Павлович, и я с другими женщинами - будем молиться за Вас, и за всех Сахалинцев. (Поет «На острове слёз». Выходят арестанты со свечами)
Дрожала корона под натиском смут,
Начальству виднее - заброшенный люд;
Железные цепи и старый барак,
Разбитые судьбы, усталость и мрак.
На острове слез, тревожных ночей,
Зажги, Александровск, сто тысяч свечей!
Проводим молитвой, покинувших свет,
Небесное счастье - земного уж нет!
Тень крыльев накрыла златого орла,
Отвергла несчастных большая земля;
Нас сбросили лодки в сей сумрачный ад,
Где, кажется, камни от скорби вопят!
Чехов - Ведь, Сахалин стал частью и Вашей судьбы?
Лиза - А начиналось, казалось бы так хорошо?! Я с детства воспринимала весь мир, как живой и разумный, устремлялась сердцем к источнику чистоты и света, и что-то ещё неясное отпугивало меня в карме моего рода.
Чехов - Обычно, такой скрытый бунт проявляется в подростковом возрасте.
Лиза - Девиантность подростка - прямое следствие лицемерия родителей, которые обкрадывали ребёнка любовью, и пытались подстроить его под себя, не считаясь с задатками личности.
Чехов - Правда, когда человек дружит с головой и сердцем, он если и бунтует, то скорее внутренним переосмыслением, чем напоказ.
Лиза - Вот, и я не сильно бунтовала, но однажды повстречала Илью, и словно нашла родственную душу.
Чехов - Мне уже 30 лет. Я - видный мужчина. Знался с разными женщинами, но всё - словно не то. Развлечения - не то. Иногда возникает чувство, что с этой женщиной я могу остаться навсегда, только реакция - ближе к панический - только не это - ничего серьёзного!
Лиза - У нас родовой дракон, но, ведь, и в Вашем роду - нечто подобное. А там, где эти сущности - Божья любовь воспринимается, как угроза, зато сексуальный магнетизм, и притягиваются всякие полезные люди и земные дары.
Чехов - Не знаю, с кем был связан мой дед, но он притянул земные дары; будучи крепостным, создал крепкое хозяйство и сумел выкупить вольную. Сильные у нас были мужчины в роду, правда, деспотичные. Считаешь, что это тоже - не любовь и силы тьмы?
Лиза - Тот мир так просто не разделить на ангелов и демонов; когда же сталкиваешься с иным, требуется проявлять повышенную бдительность, и не винить род, но учиться быть благодарным, ибо все испытания - для нашего осознания, чтоб укрепляться в истине и любви!
Чехов - Я вспоминаю эпизод из своей юности. Тогда я торговал в лавке своего отца, и вломился какой-то верзила - хулиган. Не знаю, откуда у меня взялись силы, но я скрутил его и отвел в отделение. Окружающие недоумевали, и даже думали, что у меня одержимость и требуется отчитка, но местный священник сказал, что ничего не надо! Так и живу.
Лиза - Наверняка, это - не последний эпизод, что с Вами иногда происходит нечто странное.
Чехов - Я периодически вижу сны, о себе, о других людях. Два года назад умер мой старший брат, и я также это предвидел.
Лиза - Прошлое и будущее присутствуют в настоящем, только суета дней сбивает настройки, и дух блуждает в неведении. Вот, и я когда встретила Илью, словно знала его тысячи лет, и он словно узнал меня, как будто наши души как-то очень долго летали в звёздных просторах, чтобы однажды встретиться на этой земле.
Чехов - Он тоже особенный?
Лиза - В его роду повелось, что постоянно происходят смешанные браки: русская - китаец, русский - китаянка; и наша встреча была, как нечто предуготованное свыше.
Чехов - Я так часто видел, как распадаются даже счастливые союзы, что всегда ожидаю от судьбы подвоха.
Лиза - Вот, и у нас вроде все было хорошо, но однажды Илья, который старше меня, и уже окончил гимназию, сказал мне, что ранний брак, конечно, романтично, но семейные обязанности могут быть препятствием для осуществления его мечты о высшем образовании; и пока он - Илья не получит диплом, свадьбу следует отложить.
Чехов – Что ж, счас так поступают многие молодые люди, и, наверно, это правильно. Когда я учился на врача, у меня были романтические приключения, но если бы я был занят семьёй, пеленками, распашонками - какой бы специалист из меня получился?
Лиза - Вот, и Илья сказал - в моем роду все были - целители, а я хочу получить настоящий диплом, и поеду в Москву учиться. А тебе, любимая, буду писать письма, и когда вернусь доктором, тогда и свадьбу справим!
Чехов - Это был - взрослый ответственный поступок. Часто молодые, словно опьяненные любовью, и уже спешат повенчаться. А, вот, такое испытание - и станет ясно: где минутная увлеченность, и где - истинная любовь!
Лиза - А как девичью сердцу? Там в Москве столько красоток, а студенческие нравы далеко не монашеские.
Чехов - Каюсь, и сам никогда не был аскетом. Нормальный студент - тот, который проказник и гулёна, впрочем, и среди нашей братии есть верные и в делах и в сердце.
Лиза - Сердце женское не обманешь, даже, когда думаешь, что можно как-то незаметно, ведь, когда истинная любовь, словно одно целое, и если обожжёт одну душу, то и другую терзает адское пламя.
Чехов - А вы то сами как хранили целомудрие? Ведь обычаи Вашего рода к этому не очень то располагали?
Лиза - Я подвизалась при местном храме, с молитвами и трудами праведным дни расставания уже не столь тягостные. А крестились я ещё раньше, когда с Ильей сдружилась.
Чехов - Выходит, Илья учился в медицинском, когда я его уже закончил, а, поскольку, я начал публиковаться ещё на первом курсе, то в это время уже был известным писателем.
Лиза - Тогда и я узнала о Ваших рассказах. Илья мне их очень хвалил, и присылал вместе со своими письмами.
Чехов - Спасибо, за признание. Вот, только не припомню, может, и встречался я с твоим парнем в Москве.
Лиза - Встречались. Только наврятли запомнили. Вместе с последним письмом мне пришёл сборник с авторской подписью Чехова.
Чехов - Вы, говорите, с последним письмом?
Лиза - Да. В нем говорилось, что Илья находится под следствием за пособничество анархистам.
Чехов - Не удивительно. Каждый второй студент - вольнодумец, и каждый второй - стукач или потенциальный стукач. (Поют «Ура, анархии!». Танец анархистов)
Разум в бездне течёт. Мировые проблемы
Я готов разрешить, разрубив пополам!
Беспокойная кровь и бунтарский гены -
Этот мир погрузить из порядка - в бедлам!
Ура - анархии! Долой условности!
Обиды копятся, а ум кипит!
Пусть, робкий думает об осторожности,
Судьба взрывается, как динамит!
Воле хочется сжечь этот мир лицедейства,
Где живая душа сбита в тесный шаблон.
Как Христос был распят, не приняв фарисейства,
И свободу сдержать не способен закон!
Лиза - Но его обвинили не просто в вольнодумство, а пособничестве в изготовлении взрывчатых веществ.
Чехов - Это серьёзно.
Лиза - Но он никогда не был террористом, я в этом уверена! Занимался всякой химией - алхимией, но для здоровья, а не для смерти. Невинно он пострадал, по клевете и ложному доносу.
Чехов - Возможно, жандармы так боятся бомбистов, что любой химик под подозрением. Нашли колбы, реактивы, и попробуй - докажи, что ты белый и пушистый.
Лиза - Вот, так и случилось, что мой сокол, вернулся на Дальний Восток не с дипломом, а с кандалами, и этапом - в Александровск на долгую каторгу.
Чехов - И что Вы решили делать?
Лиза - Сначала я обратилась к батюшке за благословением, чтобы отправиться к мужу на каторгу, как к декабристу.
Чехов - И что же сказал священник.
Лиза - Он так и не дал благословления, сказал, что от прихожан хорошо знает нравы на сахалинской каторге, и как там тяжело жить, и те жены, что приезжают к своим мужьям, испытывают большую нужду и домогательство других мужчин; и что на Сахалине блуд в порядке вещей, и всех это устраивает. А ещё он сказал, что для Ильи есть шанс на реабилитацию, но для этого мне здесь в Благовещенске очень надо постараться.
(Выходят Илья и арестанты)
Илья (Поёт «Воскресение сердца».
Сердце чувствует боль, о спасении молит,
Ты в далёком краю на канале надежд;
Верь в счастливый исход, я спасу тебя вскоре
От печальной судьбы арестантских одежд.
За страдальцев ангелы -
В небесах молитвы.
В распорядке лагерном
Монотонны ритмы.
Чтоб с ума не сдвинуться,
Обрести спасение,
Верь - с тобою свидимся,
Сердца воскресение!
По молитвам родных - сны о мире и доме,
Через ангелов весть - рай на скорбной земле!
Снизит тяжесть оков и надеждой наполнил
Твой сердечный посыл - недостойному мне!
Чехов - И Вы стали писать письма и ходить по инстанциям.
Лиза - По всем этим кругам ада. Только, Вы знаете, - можно ли добиться в нашей Империи справедливости?
Чехов - Можно ещё обратиться в прессу, к влиятельным друзьям.
Лиза - Что я только не пробовала. И, ведь, это - не только моё горе. Сколько таких женщин скорбит и не может помочь своим мужьям, детям, любимым? Сколько свечей зажигается в храмах в память о живых и мёртвых, и сколько молитв возносится к Матери Божьей о заступничестве благом?
Чехов - И, наверно, бывают чудеса, когда приговор смягчается.
Лиза - Чудеса бывают, но система остаётся, ибо она держится на безгласности, и когда далеко и неизвестно - можно забыть, словно и нет никакого ада, и Сахалин, вроде, нашенский, и, вроде, остров чужих скорбей.
Чехов - А могу ли я как-то изменить историю? Ведь, ни генерал, ни святой, а всего лишь журналист - разночинец.
Лиза - У нас в Благовещенске 16 генералов на 20 тысяч душ, и что? Разве может знать обычный человек о промысле Божьем? Иногда слово и сердце одного человека создаёт больше, чем тысяча генералов, если это - по воле Божьей!
Чехов - А как можно узнать - в чем он состоит - промысел Божий?
Лиза - Иногда сам Господь через своих ангелов и через свои знамения возвещает волю свою, иногда сны приходят, но чаще - серия знаков указывает, что надо обратить внимание и сделать правильный выбор.
Чехов – Уж, простите, меня скептика, но выискивая всякие знаки легко впасть в заблуждение и в комическую ситуацию.
Лиза - Я помню Ваши рассказы в тему, но когда сильные душевные переживания, знаки приходят, как по заказу. Ведь не случайно письмо об аресте Ильи пришло вместе с Вашим сборником; а я, читая книги, слежу не только за сюжетом, но воспринимаю автора, увлекаясь полётом его вдохновения.
Чехов - Мой творческий кризис, ваши волны - вот почему стремление поехать на Сахалин для меня стало доминантным! Европа, Дальние страны - манящие туры для писателя; а я выбрал не райские земли, а самый ад на краю земли.
Лиза - Вы выбрали то, на что откликнулось Ваше живое сердце.
Чехов - Уж как откликнулось. Чем ближе к Благовещенску, тем больше бодрости в душу вливается. Даже природа как-то иначе чувствуется. Гляжу на амурские берега, и возникает желание - прикупить здесь дачу, да остаться на пару лет! Но ад приближается, и все больше в сердце тревоги.
Лиза - Не только я, но и тысячи женщин молились о спасении потерянных душ, и Ваша сердце откликается на их скорби.
Чехов - И вы, Лиза, чувствовали моё сердце за тысячи верст?
Лиза - Сердце литератора это - целый театр, и наряду со многими сигналами, в нем явственно звучала потребность любовной страсти.
Чехов - И это мешало вашим настройкам?
Лиза - Да, как сказать? Я просто подключилась к Вашим фантазиям, и в них вошла Камонэ сан.
Чехов - Ну, это - наповал! Признаюсь, что хоть я и циник, но отношения с женщинами сильно влияют на моё настроение. Вот, к примеру, в этом путешествии, остановился ненадолго в Томске, заглянул к местным женщинам. Жутко расстроился, мало того, потерял калошу в местной грязи, но и какое у меня могло сложиться отношение к этому городу?
Лиза - Вы ещё в добавок, питаете особое расположение к женщинам Востока, и не напрасно! Ведь они - самые чувственные и умеют очень тонко сонастраиваться с мужчинами.
Чехов – Кажется, что сама природа, в которой смешение сибирской тайги и южной экзотики побуждает к сближению разных миров и людей!
Лиза - Надо было вам, Антон Павлович, приехать чуть по-раньше, в конце мая, когда расцветает сакура. Эта - восточная розовая вишня, и её цветение можно созерцать часами!
Чехов - У вас тут сакуры цветут, а у нас вишневые сады вырубают. Кому нужна эта красота, когда на участке надо деньги зарабатывать?
Лиза - А представьте, счас приходят новые хозяева и вырубают вишневые сады, а после придут другие хозяева, и снова пожелают возразить утраченное?
Чехов - Новый сад, может, будет краше прежнего, но сад это - это ещё и память о человеческих руках, о первой любви, о потерях и расставания, в нем словно селятся эманации нашей души, и они воспроизводятся при ностальгическом созерцании.
Лиза - Душа поёт, но мне приходят на ум только грустные песни. (Поёт «Розовое конфетти»)
В одеянье розовом
Расцветает сакура,
Над Амуром девица
Дни и ночи плакала.
В край далёкий милый мой
Не по воле сосланный,
Для кого - любить душой,
Мне же плакать вёснами.
Розовое конфетти
Ветер уносит с кустов,
Птицей небесной лети,
К милому девы любовь!
Сад вишневый розовый
Будит боль сердечную,
Утекают слёзами
Дни разлуки вечные;
Ветер гладить волосы,
Что-то шепчет девице -
Вскоре встретишь сокола,
Счастье - кто надеется!
Лиза - Простите, я наверно слишком загружаются Вас своими проблемами?
Чехов - Да, что вы, Лиза, скорее мне просить прощение за то, что так долго раздумывая и медлил с отъездом, все откладывал, читал книги, статьи, неспешно паковал чемоданы. Да, и сейчас неуверен - смогу ли реально Вам помочь? Помочь другим душам выбраться из этого ада?
Лиза - На все воля Божья. Исполняя её даже малой силой, способно свершить великое! И когда в мире творится Божья воля, то и сердце наше преображается, и гений получает новые крылья!
Чехов - Чтобы воспарить, как чайка над волнами.
Лиза - Ах, Вы, конечно, ждете прекрасную чайку. Простите, если, что сказала не так. Я пришла, как иллюзия, и возвращаюсь обратно в иллюзорный мир, оставляя лишь песню. (Звучит песня "Лучики любви")
В мире без любви нет ни жизни, ни смысла.
В вечной суете беспокойные мысли.
В нашем сердце свет, что растопит холод,
Лучики любви из груди исходят!
Лучики любви – золотистые нити.
Лучики любви, этот мир осветите!
Лучики любви – душе согреться,
Лучики любви – дорога сердца!
Наши души – свет и источник света,
Лучики любви оживят планету.
Сотворён любовью, весь мир наш создан,
Суждено судьбою сиять, как звёзды!
Солнышко любви – добро и нежность.
Лучики любви пронзают вечность.
Посылаю луч, жду ответной вести.
В солнечных лучах мы навеки вместе!
(Лиза уходит. Входит Камотэ сан в японском кимано.)
Камонэ - Здравствуйте, Антон Павлович. Добро пожаловать!
(Занавес и темнота)
Чехов (голос за кадром) - «Комната у японки чистенькая, азиатско-сентиментальная, уставленная мелкими вещичками, ни тазов, ни каучуков, ни генеральских портретов. Постель широкая, с одной небольшой подушкой. Стыдливость японка понимает по-своему. Огня она не тушит и на вопрос, как по-японски называется то или другое, она отвечает прямо и при этом, плохо понимая русский язык, указывает пальцами и даже берет в руки, а при этом не ломается и не жеманится, как русские. И все это время смеется и сыплет звуком „тц“. В деле выказывает мастерство изумительное, так что вам кажется, что вы не употребляете, а участвуете в верховой езде высшей школы…»
(Слышится грохот)
Чехов (из темноты) - Что это? Кто-то выстрелил?
Камонэ - Это грохнула "Аврора" со стены! Уже новая заря поднимается!
Чехов - Дорога к аду стала ближе на один день. Прощай, Камонэ, я никогда не забуду Благовещенские ночи.
Камонэ - Прощайте, Антон Павлович. Счастливого пути!
(Медленно включается свет, Чехов и Камонэ сан выходят. Выходят все. Поют " Уссурийская кошечка")
Люди в радость встречаются,
Ждёт экзотики гость;
За такою красавицей
Сотни верст - не вопрос!
Дальний Восток, дева - цветок,
Слова и ласки;
Край Уссури, ночи любви,
И ты, как в сказке!
Уссурийская кошечка,
Растворяется в неге чувств;
Пожалей одиночество,
Улыбнись, и к тебе примчусь!
В путь - дорогу за счастием,
Как наивный рванул чудак;
Я нашёл тебя - пассия,
Растворился в твоих очах!
Сердце вспыхнуло странника
В Уссурийском глухом краю,
Сводят избранных ангелы,
Моя киска, тебя люблю!
©Alex Hesse на Главную e-mail